Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России перестали в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, созданного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась экспозиция и мастер-класс известного живописца и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений хорошо популярных творцов, среди которых Шекспир, Дуплогнездник, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Живописцы/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах умения, о том, как главно удерживать дизайнеров-иллюстраторов, почему ребятне реалистично важны хлопчатобумажные книжки и как избирала девчонку, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не ждала, что придёт столько милых детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей различного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое рукоделие по басням Пушкина, а я декламировала с детям «Сказку о тупом мышонке» Маршака, а затем мы вместе мазали мышку с мышатами. Судя по рецензиям, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это огромная честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство приступило вновь уделять много заинтересованности именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь положение чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь вынашивает высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год спускают возле 100 молодых живописцев и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных бугров. В итоге очень много одаренных молодых дизайнеру уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень огорчительно. А ребячья книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок увидит в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только устройство его художественных ценностей и сочного мышления, но и в цельном дееспособность принимать идеал.

А потому меня так утешает, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень радость, есть ещё и Государственная награда в области детской и подростковой литературы, где также есть специфическая именование для иллюстраторов. В этом году её соответственны дать в 3-ий раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две примечательные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Чай!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Река: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина заметили в номинации за вклад в младенческую литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Этакая помощь дозволяет делать больше лучшею труд, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок испытывает в первоначальные годы жизни. Тогда какие запроса необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — большие дикарь. Поэтому скорее я сообщу о гармони.

Пример, в 90-е годы было неистовое гнет иллюстраций с зловещими выпяленными глазками, страховитых вопящих расцветок. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию тона у цельного поколения. Теперь положение, кстати, сглаживается постепенно.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то ступени отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, подключает дух ребёнка, бросит дееспособность генерировать роли сами. Рисунки в книжке только задают ориентир, другое же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно выковывает свое сочное дух, исходя из слова, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет необходимости, а потом и данные что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем креативному пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось этакое хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала красовать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень хорошая первая преподавательница, какая мне это дозволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что обучаюсь я отлично, и если у меня есть потребность красовать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым мастером, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве педагоги воспрещали красовать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чувствовала от них не очень веселое «снова разбираешь или малюешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне эдаким в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и красовать на легитимных основаниях. Тогда же я догадалась, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и писать сколько желаешь по службе.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки важнецки по выходящим, а работа необходима хорошая?

— Аккуратная хотя. Мой папа учёный-атомник, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то колесил со меньшей на просмотры сначала в школа, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не помешивали. Скорее даже помогали, когда почуяли, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать мастером, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, малевала с наиболее юношества. Хотя, немеревалась не в дикарь, а в астронавты. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы удалось. В итоге она всё-таки застопорилась на том, что желает красовать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время обучалась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она прибывает и сообщает, что со мною желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня наткнулась и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные десятеро лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции человечего корпуса, как необходимо верно создавать старуха». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она завершила его, затем Суриковский вУЗ, студийную подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы писите акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности страничек и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 страничек — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я сооружала почти два года: там 240 страничек и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что вышло недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я обладала пк, было бы прытче. Я знала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня прот.

Но видну, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в веществе, а не на пк. И он сообщает, что так у мастера остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с блаженством приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня изучали безвозмездно и натаскивали очень отлично. Я подобным типом отдаю. Вновь же, это и сегодня наилучший вУЗ, где специализируют дизайнеров книжки. И девчонки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к проблеме об оплате. Ранее это была специальность огольцов, так как в СССР за неё очень отлично выплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает распорядок, то останавливается чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до безукоризненности. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — обременительно.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду требуется со собственными акварельками, но прошло тридцатник, и я по-прежнему малюю, и это нужно. Так что не верю в эту страшилку, что всех поменяет пк и искусственный разум.

— Почему избрали для себя акварель?

— Я ведала много различных тканей. Я до сих пор красую и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне послушлива, и с ней я могу добиться каждого результата. Мне нравится свет, какое она даёт, её бесспорность и пучина.

Я же делаю в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв колер. Причём накладывается чуть-чуть. Меня дрессировал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку кальпа обсохший. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину расцветки и места. И в этом есть мистика. Я не химик, но заутро подобающие сферы обрушиваются по-другому. Причём я пыталась просушивать феном — спецэффект не тот.

— На нынешний день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Утка, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о неумном мышонке», «Курочка Корява и 10 утят» и «Негромкая сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою труд с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое умещалось в состав холдинга «Ухо-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2-я книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой дворянин Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или запоздало нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть прообразы, реалистичные люди. Хотя ли это?

— Незапятнанная хотя. И вот тут как раз много многообразных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девченку для «Загадочного сада», героиня которого сначала негодная, серая, злая и нездоровая, а в конце — добросердечная, мудрая, храбрая и прекрасная. Модификация личности несомненно. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там вспыхивают, потому что в моём окружении пригодной девчонки не отыскалось. Меня позвали на урок статуи, сообщили, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что раскрасавицы, или восточной наружности и также ведают, что кросотки. Ни те ни иные на английскую девятая, какая сначала считается «противным утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девчонке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и испытываю — стоит таковая хрупкая, лицо остренькое, может прийтись на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор изобразила. А она: «Я не слушала, видите же, действую». Думаю, прекрасно, с норовом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё злит. Она говорит: «А меня по жизни всё злит». Затем попросила её выглянуть из-за врата, как словно бы она испытала нечто отличное. Картина, какая затем у меня вышла, была оттиснута на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все нужные позволения. Мы с ней приготовили больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, воспользовался книжкой в собственных интересах. Доводил с дамой в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где торчать мой «Загадочный сад», переворачивал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня схож». И когда женщина приступать восхищаться, дополнял: «Так это я и есть, это моя тётя мазала».

Ещё один персонаж вышел сразу из двух мальчонок: один подступал по особе, второстепенный по персоне. Забавно, но я детей даже в метро осматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией стает муж, потому что он всегда под лапкой и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне постоянно помнит. Дочери ещё малые были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку горбу потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, вынес.

— Вы как-то произнесли, что помешиваете сделать картинки для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он написал, что книжка может выпускаться только с тьмами иллюстрациями, которые были выполнены к первоначальному изданию. Так они ему приглянулись. Они, кстати, вправду, пригожи, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет такового иллюстратора, который об данной книжке не желает. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после кончине Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать новость издание с свежеиспеченными узорами. А приблизительно та же деяния была с «Махоньким царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой дизайнеров.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, потребуются, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же обязаны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный погашение. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают безвыгодные для себя условия, и обвинять, кроме себя, им какого-то.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все пакты — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение уговора, а значит, вам вторично заплатят вознаграждение за уже произведенную занятие. У нас даже острят, что необходимо додержаться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Снова же, потратить жизнь на то, чтобы наблюдать, как бы кто не оборотил мою картину в мозаику, не моё. Но поведаю пару курьезных историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Малюсенькие человечки».

И какое же было моё изумление, когда через несколько лет мне доставили единица из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто передвинуты в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, сотворилась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Следующий повёл меня в ресторанчик есть, и первое, что я изведала, взойдя в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это общенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень курьезная деяния про то, как иногда по-своему утилизируют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была экая книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиноват на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так отложилась, что великовозрастным он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 листов. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в удачных историях. И за упование чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся впечатление, что на самом деле волшебство сотворилось, просто нам про него не поведали или мы его сразу не отметили. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Красноватой площади». Затем, надеюсь, что уродится чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис