Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России перестали в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, санкционированного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась экспозиция и мастер-класс известного живописца и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за труда для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений всеобще популярных творцов, среди которых Шекспир, Дуплогнездник, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Живописцы/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах умения, о том, как главно удерживать дизайнеров-иллюстраторов, почему детворе животрепещуще выжны хлопчатобумажные книжки и как избирала девятая, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не ждала, что придёт столько восхитительных детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей разнообразного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое статья по басням Пушкина, а я декламировала с детьми «Сказку о несмышленом мышонке» Маршака, а затем мы вместе мазали мышку с мышатами. Судя по отзвукам, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это большущая честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство завязало вновь уделять много заинтересованности именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь картина чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь одевает высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год издают возле 100 юных живописцев и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных возвышений. В итоге очень много профессиональных молодых дизайнеров уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень огорчительно. А младенческая книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок узнает в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только выработка его художественных ценностей и сочного мышления, но и в едином дееспособность принимать красивое.

А потому меня так ласкает, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень имя, есть ещё и Государственная бонус в области детской и подростковой литературы, где также есть специфическая именование для иллюстраторов. В этом году её обязаны дать в 3-ий раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две отличные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Озеро!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Волгешник: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина пометили в номинации за вклад в ребячью литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Подобная помощь дозволяет делать больше лучшею занятие, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок видит в первоначальные годы жизни. Тогда какие спрос необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — большие живописцы. Поэтому скорее я сообщу о гармошки.

Пример, в 90-е годы было бешеное гнет иллюстраций с ужасными выпяленными глазками, кощунство вопящих цветков. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию расцветки у неделимого поколения. Теперь обстановка, кстати, сглаживается постепенно.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то ступени отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, охватывает постижение ребёнка, бросает дееспособность генерировать типы сами. Рисунки в книжке только задают ориентир, прочее же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно формирует личное сочное познание, исходя из слова, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет необходимости, а потом и данные что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем созидательном пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось эдакое хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала красовать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень хорошая первая преподавательница, какая мне это дозволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что обучаюсь я отлично, и если у меня есть потребность красовать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым мастером, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве педагоги воспрещали красовать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чувствовала от них не очень удовлетворенное «снова разбираешь или мажешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне подобным в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и писать на легитимных основаниях. Тогда же я додумалась, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и красовать сколько желаешь по занятии.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки важнецки по выходящим, а работа требуется хорошая?

— Очищенная хотя. Мой папа учёный-атомник, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то приезжал со меньшей на просмотры сначала в школа, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не препятствовали. Скорее даже помогали, когда испытали, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать мастером, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, красовала с наиболее юношества. Хотя, немеревалась не в дикарь, а в астронавты. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы удалось. В итоге она всё-таки застопорилась на том, что желает писать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время занималась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она прибывает и сообщает, что со мною желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня встретилась и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные десяток лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции человечего корпуса, как необходимо верно создавать картина». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она завершила его, затем Суриковский вУЗ, студийную подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы очерчиваете акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности листов и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 листов — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я мастерила почти два года: там 240 листов и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что удалось недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я обладала пк, было бы живо. Я знала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня запоздало.

Но отмечу, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в материи, а не на пк. И он сообщает, что так у живописца остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с наслаждением приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня натаскивали безвозмездно и обучали очень отлично. Я таковым типом отдаю. Вновь же, это и сегодня наилучший вУЗ, где специализируют живописцев книжки. И девчонки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к теме об оплате. Ранее это была специальность огольцов, так как в СССР за неё очень отлично выплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает норма, то делается чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до безупречности. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — деликатно.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду необходима со собственными акварельками, но прошло 30, и я по-прежнему мажу, и это популярно. Так что не верю в эту страшилку, что всех сменит пк и искусственный разум.

— Почему избрали для себя акварель?

— Я распробовала много многообразных субстанций. Я до сих пор малюю и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне послушлива, и с ней я могу добиться каждого результата. Мне нравится сверкание, какое она даёт, её явность и бездна.

Я же делаю в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв месяцы. Причём накладывается чуть-чуть. Меня дрессировал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку день высохший. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину расцветки и места. И в этом есть мистика. Я не химик, но утром последующие сферы валятся по-другому. Причём я распробовала просушивать феном — спецэффект не тот.

— На нынешний день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Дупленка, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о безголовом мышонке», «Курочка Щедровита и десятеро утят» и «Неслышная сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою службу с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое заходило в состав холдинга «Путаница-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2-я книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой дворянин Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или запоздало нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть прообразы, настоящие люди. Хотя ли это?

— Аккуратная хотя. И вот тут как раз много многообразных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девятая для «Загадочного сада», героиня которого сначала негодная, невыразительная, злая и вредоносная, а в окончании — добросердечная, неглупая, храбрая и прекрасная. Модификация личности бесспорно. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там вспыхивают, потому что в моём окружении пригодной девченки не отыскалось. Меня позвали на урок статуи, сказали, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что кросотки, или восточной наружности и также ведают, что раскрасавицы. Ни те ни иные на английскую девчонку, какая сначала считается «гнусным утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девчонке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и зрю — стоит этакая хрупкая, лицо остренькое, может прийтись на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор изобразила. А она: «Я не слушала, видите же, тружусь». Думаю, прекрасно, с норовом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё злит. Она говорит: «А меня по жизни всё раздражает». Затем попросила её выглянуть из-за врата, как словно бы она увидала нечто идеал. Картина, какая затем у меня вышла, была отстукана на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все требуемые дозволения. Мы с ней осуществляли больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, воспользовался книжкой в собственных интересах. Прибывал с дамой в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где защищал мой «Загадочный сад», перевертывал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня схож». И когда женщина приступала восхищаться, накидывал: «Так это я и есть, это моя тётя малевала».

Ещё один персонаж вышел сразу из двух мальчонок: один подступал по особе, другой по личику. Забавно, но я детей даже в метро рассматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией останавливается муж, потому что он всегда под лапкой и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне постоянно вспоминает. Дочери ещё малые были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку хребту потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, вынес.

— Вы как-то произнесли, что грезите сделать узоры для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он написал, что книжка может выпускаться только с этими иллюстрациями, которые были приготовлены к первоначальному изданию. Так они ему приглянулись. Они, кстати, вправду, великолепны, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет подобного иллюстратора, который об данной книжке не размешивает. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после кончине Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать новоиспеченное издание с свежими узорами. А приблизительно та же деяния была с «Малюсеньким царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой дизайнеров.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, потребуются, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же обязаны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный число. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают нерентабельные для себя условия, и извинять, кроме себя, им какого-то.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все трактаты — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение контрактам, а значит, вам вторично заплатят плата за уже произведенную занятие. У нас даже подшучивают, что необходимо промурыжиться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Снова же, потратить жизнь на то, чтобы наблюдать, как бы кто не оборотил мою картину в мозаику, не моё. Но поведаю пару забавных историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Махонькие человечки».

И какое же было моё обалдайс, когда через несколько лет мне доставили индивидуум из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто переброшены в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, стряслась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Проводящий повёл меня в ресторанчик есть, и первое, что я испытала, вступив в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это всенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень комичная деяния про то, как иногда нестандартно утилизируют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была экая книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиновен на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так запечатлелась, что здоровым он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 листов. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в удачных историях. И за надежда чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся впечатление, что на самом деле волшебство сотворилось, просто нам про него не уведомили или мы его сразу не подметили. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Прекрасной площади». Затем, надеюсь, что выйдет чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис