Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России миновали в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, созданного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась салон и мастер-класс известного живописца и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за создания для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений глобально популярных творцов, среди которых Шекспир, Дупленка, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Живописцы/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах искусства, о том, как главно удерживать живописцев-иллюстраторов, почему ребятне животрепещуще важны хлопчатобумажные книжки и как избирала девятая, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не предстояла, что придёт столько обворожительных детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей различного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое статья по басням Пушкина, а я разбирала с детям «Сказку о несмышленом мышонке» Маршака, а затем мы вместе мазали мышку с мышатами. Судя по ответам, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за труда для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это огромная честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство завязало вновь уделять много заинтересованности именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь конъюнктура чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь вынашивает высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год издают возле 100 молодых дизайнеру и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных холмов. В итоге очень много профессиональных юных дизайнеров уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень огорчительно. А ребячья книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок изведает в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только выработка его художественных ценностей и сочного мышления, но и в цельном дееспособность принимать отличное.

А потому меня так утешает, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень Радка, есть ещё и Государственная поощрение в области детской и подростковой литературы, где также есть специфическая именование для иллюстраторов. В этом году её обязаны дать в 3 раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две прекрасные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Озеро!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Река: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина подметить в номинации за вклад в ребяческую литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Подобная помощь дозволяет делать больше лучшею занятие, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок видит в первоначальные годы жизни. Тогда какие спрос необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — знаменитые мастера. Поэтому скорее я сообщу о гармоники.

Пример, в 90-е годы было исступленное гнет иллюстраций с ужасными выпяленными глазками, страшных вопящих цветков. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию расцветки у целостного поколения. Теперь обстановка, кстати, гладится постепенно.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то ступени отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, содержит постижение ребёнка, мечет дееспособность генерировать манеры самостоятельно. Рисунки в книжке только задают ориентир, другое же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно формирует личное сочное мысль, исходя из слова, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет надобности, а потом и данные что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем созидательном пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось таковое хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала красовать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень превосходная первая преподавательница, какая мне это дозволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что обучаюсь я отлично, и если у меня есть потребность писать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым живописцем, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве педагоги воспрещали красовать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чуять от них не очень ликующее «вновь декламируешь или пишешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне эким в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и писать на легитимных основаниях. Тогда же я додумала, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и писать сколько желаешь по произведению.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки важнецки по weekend-ом, а работа надобна хорошая?

— Незапятнанная хотя. Мой папа учёный-атомник, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то наезжал со мною на просмотры сначала в школа, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не препятствовали. Скорее даже помогали, когда почуяли, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать мастером, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, писала с наиболее юношества. Хотя, немеревалась не в дизайнеры, а в астронавты. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы удалось. В итоге она всё-таки застопорилась на том, что желает красовать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время занималась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она подходит и сообщает, что со мною желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня встретилась и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные десяток лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции человечего корпуса, как необходимо верно создавать старуха». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она окончила его, затем Суриковский вУЗ, образцовую подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы описываете акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности листов и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 страничек — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я поделала почти два года: там 240 страничек и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что удалось недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я держала пк, было бы резче. Я испытывала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня запоздало.

Но наблюду, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в материи, а не на пк. И он сообщает, что так у мастера остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с блаженством приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня изучали безвозмездно и натаскивали очень отлично. Я подобным типом отдаю. Вновь же, это и сегодня наилучший вУЗ, где приготовляют дизайнеру книжки. И девчонки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к теме об оплате. Ранее это была специальность огольцов, так как в СССР за неё очень отлично уплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает норма, то останавливается чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до добродетели. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — стесненно.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду потребна со собственными акварельками, но прошло тридцатник, и я по-прежнему красую, и это нужно. Так что не верю в эту страшилку, что всех поменяет пк и искусственный разум.

— Почему избрали для себя акварель?

— Я испытывала много многообразных веществ. Я до сих пор пису и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне послушлива, и с ней я могу добиться другого результата. Мне нравится огонь, какое она даёт, её явность и серьёзность.

Я же функционирую в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв колер. Причём накладывается чуть-чуть. Меня дрессировал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку день обсохший. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину тона и места. И в этом есть ведовство. Я не химик, но поутру подобающие сферы падают по-другому. Причём я испытывала просушивать феном — спецэффект не тот.

— На текущий день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Франт, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о тупом мышонке», «Курочка Конопата и десятеро утят» и «Негромкая сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою труд с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое вмещалось в состав холдинга «Игра-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2-я книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой lord Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или прот нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть макеты, подлинные люди. Хотя ли это?

— Аккуратная хотя. И вот тут как раз много разнообразных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девятая для «Загадочного сада», героиня которого сначала негодная, бледноватая, злая и нездоровая, а в окончании — добросердечная, мудрая, смелая и прекрасная. Модификация личности быть. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там загораются, потому что в моём окружении пригодной девченки не отыскалось. Меня позвали на урок изваяния, сообщили, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что раскрасавицы, или восточной наружности и также ведают, что кросотки. Ни те ни иные на английскую девятая, какая сначала считается «противным утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девчонке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и испытываю — стоит этакая хрупкая, лицо остренькое, может наступить на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор отрекомендовала. А она: «Я не слушала, видите же, действую». Думаю, прекрасно, с нравом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё злит. Она говорит: «А меня по жизни всё злит». Затем попросила её выглянуть из-за врата, как словно бы она узнала нечто красивое. Картина, какая затем у меня вышла, была выстукана на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все нужные позволения. Мы с ней произвели больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, употреблял книжкой в собственных интересах. Подходил с женщиной в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где защищал мой «Загадочный сад», перелистывал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня аналогичен». И когда женщина активизировать восхищаться, дополнял: «Так это я и есть, это моя тётя мазала».

Ещё один персонаж удался сразу из двух мальчишек: один подступал по личности, следующий по личику. Забавно, но я детей даже в метро осматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией стает муж, потому что он всегда под рукою и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне периодически напоминает. Дочери ещё малюсенькие были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку хребту потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, вынес.

— Вы как-то произнесли, что помешиваете сделать узоры для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он ткнул, что книжка может выпускаться только с этими иллюстрациями, которые были произведены к первоначальному изданию. Так они ему приглянулись. Они, кстати, вправду, великолепны, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет подобного иллюстратора, который об данной книжке не грезит. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после погибели Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать свежеиспеченное издание с новейшими узорами. А приблизительно та же деяния была с «Малым царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой дизайнеру.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, потребуются, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же обязаны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный розыгрыш. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают нерентабельные для себя условия, и обвинять, кроме себя, им некоторого.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все контракты — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение уговора, а значит, вам вторично заплатят гонорарий за уже изготовленную труд. У нас даже трунят, что необходимо промурыжиться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Вновь же, потратить жизнь на то, чтобы прослеживать, как бы кто не оборотил мою картину в мозаику, не моё. Но поведаю пару курьезных историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Малюсенькие человечки».

И какое же было моё обалдайс, когда через несколько лет мне доставили индивидуум из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто перекинуты в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, стряслась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Проводящий повёл меня в ресторанчик есть, и первое, что я увидала, вступив в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это всенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень комичная деяния про то, как иногда своеобразно употребляют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была экая книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиноват на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так отпечатлелась, что совершеннолетным он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 листов. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в удачных историях. И за надежда чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся чувство, что на самом деле волшебство произошло, просто нам про него не изложили или мы его сразу не подметили. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Алой площади». Затем, надеюсь, что уродится чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис